Буква "Е"

[Red Afghan]

Ехидна

Игривый шепот дразнил, обещал, заманивал. Аккуратные пальчики скользили по груди, вырисовывая причудливые узоры, а губы, прекрасные полные губы, сладкие, словно ягодный сироп, складывались в самую соблазнительную улыбку из всех, что когда-либо видел Итан. Он сжимал ее в своих руках, словно бабочку, нежно, но сильно, припадал поцелуями к гордой шее, к быстро бьющейся нити пульса, к высокой груди… Вкус ее кожи тоже был особенным, пьяным, иначе как еще можно было оправдать состояние полной зависимости, жизненной необходимости ее рядом, близко, как можно ближе… Вся она. Вся… его. И когда удовольствие становилось непереносимо сильным, она распахивала янтарные глаза и шептала ему все так же, словно дразнила, только от смысла этих безразличных слов по спине пробегал холод: «Больше ты мне не нужен…»
Итан проснулся так резко, что закололо сердце. Руки дрожали, он стер выступившую испарину тыльной стороной ладони, закрыл глаза, досчитал до десяти, чтобы хоть немного успокоиться… А потом поднялся, сбежал по лестнице, вошел в маленькую комнату в конце коридора и осторожно потряс за плечо спящую девочку.
- Вставай, милая. Буди сестру и собирайте вещи, мы должны уехать прямо сейчас.
Крошка сонно вздохнула, попыталась закутаться поглубже в одеяло, но Итан не позволил, присел рядом, обнимая маленькое тельце.
- Сэди, пожалуйста. Нам нужно ехать.
- Я не хочу опять уезжать, - голосок был тихим, но упрямым… такие знакомые нотки, - спать хочу…
- Пап? – вдруг донеслось со второй кровати.
Итан быстро чмокнул Сэди в нахмуренный лобик и поднялся:
- Девочки, собирайтесь. Прямо сейчас. Поняли?
Дождавшись нестройного: «Да-а», он покинул комнату.

Грузовик шел по шоссе слишком медленно. Итан несколько раз раздраженно просигналил тягачу, но водитель, похоже, наслаждался гремящим роком и знаков внимания пыльного форда просто не замечал. Мужчина прикусил губу, пытаясь придумать, как объехать огромного соседа. По встречке то и дело проносились автомобили, по бокам была колея…
Вдали замелькали огни мотеля. Итан бросил взгляд в зеркало. На заднем сиденье одиннадцатилетние двойняшки сидели, тесно прижавшись друг к другу. Сэди почти спала, а Дана – она всегда была более собранной и настороженной – смотрела в темноту за окном. Она давно уже ни о чем не спрашивала, и от этого Итану становилось только больнее. Он положил руку на соседнее сиденье и произнес одними губами, зная, что дочка поймет:
- Не бойся.
Дана перевела на отца взгляд янтарных глаз:
- Я не боюсь.
И тут стало страшно уже мужчине.

Когда на третий день Сэди разревелась в придорожном ресторанчике, Итан понял, что им нужен отдых. В конце концов, они были уже далеко от прошлого места пребывания. Он менял машины, петлял, делал все, чтобы найти их было как можно труднее. Но нервы сдавали. И если у него самого по ночам виски ломило от напряжения, то девочки, которые мало что понимали, просто выбивались из сил.
Не рискнув останавливаться посреди оживленной трассы, Итан нашел полупустой мотель на берегу озера. Старик консьерж лично отвел постояльцев в отдельный домик, распахнул дверь, намереваясь показать небогатое убранство, но мужчина отказался, сославшись на усталость дочек. Девочки и впрямь выглядели не слишком бодро. Хмыкнув в усы, консьерж отдал ключи и покинул домик. В конце концов, этот извращенец неплохо заплатил…
В тот вечер девочки наконец-то заснули на настоящих кроватях под теплыми одеялами. Итан долго сидел с ними в спальне, смотрел на маленькие, такие похожие лица, боясь лишний раз вздохнуть, чтобы не разбудить. Его дочки были красавицами. Все дети, несомненно, красивы для своих родителей, но Сэди и Дана были особенными. Это подмечали все. Не по годам серьезная Дана и лучащаяся энергией Сэди. Они почти всегда были вместе, любили одинаковую одежду, когда-то ходили в один класс. Девочки не доставляли хлопот с тех пор, как научились писать, и это выделяло их на фоне других детей. А еще они совершенно не походили на отца. Нет… Совсем не походили. К сожалению, глядя в их желтоватые глаза, Итан каждый раз видел совсем другого человека…
Тьма давно стала лучшим другом. Тьма прощала все. Прощала единственную слабость молодого мужчины, уже три года живущего с мыслью, что завтра может не наступить.
В очередной раз пустой стакан опустился на стол. Итан точно знал, что сумел выиграть несколько дней, может, даже недель. Знал, что к утру успеет протрезветь и девочки ничего не заметят. Знал больше, чем нужно знать обычному человеку, и потому пил сейчас, безбожно заливая алкоголем свой страх, холодными змеями скользящий по сердцу.
Каждый раз, глядя на дочерей, Итан видел Мелани. Конечно, ее звали не так, но тогда, почти тринадцать лет назад, наивный студент экономического колледжа не задумывался о таких вещах. У него была лучшая девушка на свете. После – самая потрясающая жена. Коллеги и бывшие сокурсники завидовали, Итан и Мелани были счастливы. Появления двойняшек ждали с нетерпением, и с самого дня своего рождения дочки оказались окружены заботой и любовью. Все было прекрасно… пока однажды ночью его идеальная жена не прошептала: «Больше ты мне не нужен» - и чудом не пробила Итану голову подсвечником.
Горечь виски глушила воспоминания.
Ничего не осталось от любящей жены, от молодой матери… Глаза твари, которая делила с Итаном постель, тлели золотым янтарем. Дочери проснулись и заплакали от ее визга, похожего на вопли раненого кабана. Подробности смыл алкоголь… но Итан все еще помнил, как встретил первый рассвет своей новой жизни – окровавленный, оглушенный, подле детской кроватки с двумя плачущими двойняшками.
И еще он очень хорошо помнил единственное, что она кричала, пытаясь прорваться в детскую.
«Отдай мне моих детей! Они будут моими! Мои ехидны!!!»
Итан резко прижал ладонь к лицу, пытаясь заглушить всхлип.
- Ты все же пристрастился к алкоголю… Я говорила, что это плохая привычка.
На крошечной кухне домика было по-прежнему темно и тихо, и все же Итан чувствовал ее. Слышал ее шаги. Знал, что она стоит позади и смотрит в спину. Даже догадывался, какое у нее при этом лицо. Только биения сердца не слышал.
Просто у нее не было сердца.
- Еще несколько дней. Ты не должна была… Не должна была так быстро найти нас.
Сзади заскрипели ножки стула.
- Ну-ну, Итан. Я ведь старалась. Ты забрал кое-что мое.
Выиграть время. Пистолет в ящике стола, в холле. Только выиграть время.
- Знаешь, как я понимал, что ты напала на след?
- И как же? – она точно улыбалась.
- Ты каждый раз мне снилась. Наша последняя ночь. Помнишь ее?
Некоторое время кухня оставалась погруженной в тишину, а потом Мелани – хотя ее, конечно, звали не так – ответила безразлично:
- Не помню.
Внутри сжалось, словно вдруг исчез воздух. Итан поднялся на неверных ногах, обернулся, держась за стол. И едва не упал, когда увидел свою Мел, все такую же ослепительную, ни на миг не постаревшую красавицу, верхом сидящую на стуле, а рядом…
- Не трогай их, - голос внезапно сел почти до хрипа, - пожалуйста, только их не трогай, они не при чем! Оставь, разбирайся со мной!
Мелани несколько секунд смотрела на него в упор, а потом звонко расхохоталась, так громко, что Итану показалось - стекла не выдержат таких высоких нот.
- С тобой? Да брось, ты мне не нужен. Мне нужны только мои девочки, - и добавила, глядя на исказившееся лицо бывшего мужа, - в нашем виде не бывает мужчин. Вот и все.
«Больше ты мне не нужен».
Сэди усмехнулась, Дана, держащая мать за руку, зашипела тихо.
Мелани улыбнулась Итану, пожала плечами:
- Ну, разве что ты пригодишься для их инициации…
… и подтолкнула обеих вперед.
Словно голодные пугливые зверьки, девочки двинулись к нему. Они ступали абсолютно бесшумно. Двигались плавно. Совсем не так, как должны двигаться одиннадцатилетние дети.
- Не нужно… Девочки! Пожалуйста! – столешница впилась в поясницу, бежать было некуда.
Дети подходили, и во тьме тлели янтарные угли.
- Не бойся.
- Я ведь не боюсь…

@темы: Рассказ

---

"Ъ"

[SOU:]

Еръ

Максим летел через перекресток, как на крыльях. Вечеринка удалась на славу, он много выпил, и ноги порой заносили его на всякие препятствия. На часы было смотреть и сложно, и боязно. Он знал, что засиделся, что опоздал на последнюю электричку, но все еще не угасла надежда, что он успеет.
В вестибюле метро никого не было. Сунув карточку в щель, парень едва не снес турникет и ввалился на эскалатор. Едва ноги не поломал, сбегая вниз, Максим ринулся к платформе. Последний поезд еще стоял. Но алкоголь ударил в голову, и перед глазами Максима поплыло. Он споткнулся на ровном месте и упал, а подняться сразу не смог. В голове закружились «вертолетики», и платформа начала раскачиваться из стороны в сторону.
Когда Максиму удалось совладать с непокорным телом и подняться, поезд уже умчался в тоннель, и на станцию опустилась звенящая тишина.
У Максима было два выхода: либо ночевать прямо на станции, но тогда это будет беспокойный отдых, потому что его могли поймать работники метрополитена, либо выходить на улицу и ловить попутку. Но Максим был приезжим, жил в общаге, и денег на такую роскошь не было.
«Придется тут до утра сидеть»,- с тоской думал парень, вглядываясь в мертвое жерло тоннеля. И вдруг в чернеющей пустоте зажглись огни – далекие, холодные, они стали разгораться, приближаясь. Очевидно, что это был поезд. Максим удивленно глянул на часы и не поверил своим глазам. Уже ведь не ходят!
Но это и впрямь был поезд. Скрепя тормозами, состав вкатил на станцию, и Макс привычно зажмурился, ожидая «удара» воздушного потока из «трубы». Но то ли состав въехал медленно, то ли Максим далеко стоял, но воздушного толчка он не почувствовал.
Поезд был старый, годов пятидесятых постройки. Голубая краска облупилась и выцвела настолько, что стала серой, стекла зачернели от времени, внутри вагонов не горела ни одна лампа. Поезд остановился дверьми прямо напротив Максима. Зашипело что-то внутри, заклокотало, и медленно поползли двери в стороны. Максим, не дожидаясь, пока те откроются полностью, просочился внутрь и сел на первое попавшееся сидение. Это и впрямь оказался очень старый состав. Вагоны изнутри были обшиты темным деревом, поручни тоже деревянные, толстые, а вот лавки жесткие.
Стоял поезд долго, словно ждал чего-то, хотя на станции не было ни души. Но Максиму наплевать. Он успел, а это главное. Теперь можно расслабиться. Поиграть в любимых Angry Birds. Последние поезда ведь долго стоят…

Состав вдруг зашипел, затрещало по внутренней связи грубым то ли женским, то ли мужским голосом: «Осторожно, двери закрываются!»
Минута прошла, другая. И, наконец, закрываются двери – медленно ползут друг на друга, едут – трясутся, подвывает механизм, словно последний шанс Максиму выскочить. Но тот даже и внимания не обращает. Закрылись двери, аж захлопнулись. Взвыл старый состав радостно, словно зверь зарычал, закачался, дернулся, и покатил по рельсам. Быстро набрал скорость поезд, размазалась станция пятном, влетел состав в трубу тоннельную…
Поезд летел на всех парах, стонали старые вагоны, мутные стекла дребезжали, скрипели деревянные лавки, стальные свистели колеса, вспышки искр разгоняли темноту. Исчез поезд во тьме, будто и не было его, и только слышен был шорох, словно что-то большое, злое и скользкое ползет по тоннелю…
Максим как раз оттянул на рогатке птицу, прицеливаясь в злобного белого попугая, когда на экран капнула большая темно-бурая вязкая капля. Экран среагировал, и последняя птица пролетела мимо хохочущего врага.
- Вот урод!- в сердцах бросил Максим и брезгливо стер каплю.
Подняв взгляд, Максим увидел перед собой мужчину в одежде метростроевца: ватник, сапоги высокие, штаны их плотной ткани, все в черном солидоле. И лицо серое все в копоти и струпьях каких-то. На виске огромная рана, два пальца в дыру всунуть можно, из раны черно-бурыми струями стекает вязкая кровь, сбегает по подбородку и капает прямо на колени Максиму. Парень дернулся, отъехал в сторону, а метростроевец таращится вперед себя невидящим взглядом, словно и не замечает ничего вокруг. Огляделся Максим и чуть к месту от страха не прирос. Вагон был заполнен людьми – такими же мертвыми мужиками в рабочих робах, кто с касками, кто с фонарями, у кого кайло в руках, у кого отбойный молоток. И все, как один, были неживыми и с ужасными ранами. У кого голова пробита, у кого руки нет, а один молодой парень словно сплющен, и кишки наружу аж до самого пола. Едет жуткий поезд по темному тоннелю, раскачивается, едут в нем трупы: кто стоит, кто сидит, и Максим – живой и смертельно напуганный.

Скуля от ужаса и не в силах даже закричать, Максим пробирался в конец вагона, стараясь не задевать живые трупы. Некоторые метростроевцы сами подвигались, пропуская парня, некоторых приходилось буквально огибать. Но никто из оживших мертвецов, кажется, не имел ничего против его присутствия: они мирно беседовали об отработанной смене, кто-то восторженно хвалил товарища Сталина, вслух зачитывая отрывок заметки про метрополитен из пожелтевшей от времени газеты "Правда". Когда до двери между вагонами оставался шаг, Максим слишком резко подался вперед и зацепил плечом острие кирки стоящего рядом трупа. Лезвие пропороло его куртку, разрезало рубашку и полоснуло плечо. Рана набухла кровью, и та потекла по плечу. Парень в ужасе замер. Трупы, до этого мирно беседовавшие между собой, внезапно резко замолчали. Стоящий ближе всех мертвец повел носом и зашипел, как голодный упырь. Именно так и вели себя почуявшие свежатину зомби из фильмов, которые так любил смотреть Максим.
Забыв про все, Максим рванулся к двери между вагонов и стал дергать на себя ручку. Впереди был спасительный пустой вагон, но дверь была заперта на ключ. Ближайший зомби потянул к нему руки, и парень, словно на автомате, нырнул под них и отбежал к боковой двери. Сжимая в руке мобильник, он очень жалел, что это не дробовик. Зомби шипели и выли, принюхиваясь ко всё еще слабому запаху свежей крови. Максим посмотрел на свой любимый айфон, на который он оформлял предзаказ, и совершенно не сомневаясь, приложил аппарат к ране и стал обмазывать его в собственной крови. Наверное, он сошел с ума от страха, но его мозг работал, и сами собой появлялись спасительные идеи. Обмазав смартфон в крови, Максим, не колеблясь, зашвырнул его поверх голов зомби в другой конец вагона. Нагретый из-за игры аппарат подогрел и кровь на нем, и запах ее стал сильнее. Зомби, словно стая голодных акул, ринулись на этот запах. Спотыкаясь друг о друга, они сгрудились в углу, куда улетел смартфон.
Максим не терял времени. Он схватил брошенное кем-то из мертвецов кайло и уже замахнулся на стекло, как вдруг жуткий рев прокатился по тоннелю, проник в поезд-призрак, ударной волной сбивая с ног трупы и вышибая стекла. Максим успел пригнуться и закрыть курткой лицо. Когда волна прошла, он несмело огляделся. Трупы лежали вповалку, утыканные осколками. Во рту у одного из зомби он заметил свой айфон.
Сжимая в руке кайло, он двинулся к куче из мертвецов. То ли он уже привык к ним, то ли страх свел его с ума, но больше Максим не испытывал к ним отвращения, его больше не тошнило при взгляде на их гноящиеся раны. Вытащив свой телефон, он брезгливо вытер его о спецовку зомби и проверил его состояние. Стекло было разбито, но сенсор вроде работал. Связи не было, не проходили даже экстренные звонки. Максим все же набрал телефон полиции и прижал трубку в уху, надеясь услышать спасительные гудки дозвона, а не шум и треск. Но вместо этого он услышал какой-то новый звук, как будто кто-то что-то говорит. Он уже открыл рот, чтобы радостно закричать, но тут послышались нормальные гудки, изредка перекрываемые шумом помех. Парень напрягся, молясь про себя, чтобы кто-нибудь ответил.
- Пожалуйста,- шептал он, жмурясь от накативших слез.- Пожалуйста, ответьте!
Гудки мерно отмечали каждую пройденную минуту, и вдруг на другом конце кто-то снял трубку.
- Алло! Меня кто-нибудь слышит! Помогите! Я в метро! Не знаю, какая станция! Помогите! Тут...
На другом конце молчали. Абсолютная мертвая тишина. Почувствовав, как холод ужаса забирается ему за шиворот, Максим вжал голову в плечи, но ужас уже проник дальше, распространяясь по всему телу. Он медленно обернулся, словно позади него кто-то стоял. Но не было никого, только трупы валялись на полу. Зато он понял, что не так. Состав стоял. Они больше не двигались. Тишина была такой плотной, что давила на голову.
- Алло? - прошептал Максим.
На том конце что-то забулькало, зашипело, словно пар, вырывающийся из трубы, а затем раздался смех... безумный кашляющий смех.
- Аааааааахххщщщъъъъ! Слыщщщъу!
- Алло! Помогите! - и тут до сознания Максима дошло, что жуткий голос, который пока было трудно разобрать за помехами, вряд ли принадлежит человеку. Во рту у него пересохло, но он заставил себя спросить: "Кто это?"
- Еръ гъолъямъ! - икая, ответил голос. - Ерррррръъъъъъ!
- Кто это?
- Ахххщщщщщъъъ! - на том конце будто заплакали, но плач быстро сменился звонким шепелявым детским смехом.- Аха-ха-ха-щъ-щъ-щъ!
Максим отнял трубку от уха и с удивлением заметил, что все еще идет дозвон. Наплевав на все, он сбросил вызов. Кто бы ему ни ответил, он вряд ли поможет. Но жуткий голос никуда не делся. Он звучал теперь по всему вагону.
- Дъобъръо пъожъалъовъатъ, съ-съудъаръ! - голос перестал заикаться и шипеть, хотя Максим с трудом разобрал, что он говорит.
И тут состав словно подбросило в воздух. Вагоны закачались, трупы швыряло по вагону, Максим едва успело ухватиться за поручень, когда налетела эта тряска. Затем все стихло на мгновение и послышался новый шум- всепоглощающий, жуткий, приближающийся. Что-то большое и голодное ползло к составу, забирая под свое бледное жирное тело рельсы, провода и даже тьму тоннеля. Максим не видел его, но знал. ОНО ползет за ним. Это оно говорило с ним по телефону, это оно смеялось на весь вагон. Это Еръ .

Максим бросился к боковым дверям. Ему всегда было интересно, если дернуть за эту ручку с надписью "Аварийное открытие дверей", они откроются? Пришло время проверить.
Бледный червь полз по вагонам, сметая двери, сидения и поручни, его белая туша сносила лампы, и вагоны исчезали во тьме, отчего казалось, что Еръ поглощает состав. Может, так оно и было, Максиму было не до этого.
Дернув за рычаг, Максим с радостью увидел, что двери открылись. Он прыгнул вниз и скатился под состав. Тут же в голову полезли страшные мысли о третьем рельсе, о том, что его сейчас изжарит напряжением. Но пока он был жив, а значит, ему повезло не свалиться на него. Выбравшись из-под воняющего дегтем состава, он побежал вдоль него, но не вперед от Еръа, а к нему. Страх сводил его с ума, но пока еще не лишил возможности думать. Прижавшись к боку вагона, он прислушался. Звук движения Еръа приближался... Червь проползал мимо. Вагон затрясло и раскачало, Максим прижался к нему плотнее, удерживая равновесие. Наконец вибрация стихла - червь пополз дальше. Но у Максима было мало времени. Состав скоро кончится, и тварь поймет, что ее обманули.
Максим бросился бежать во тьму. Со второй попытки он нашел в списке приложений фонарик и зажег спасительный свет. Широкий луч осветил путь и Максим побежал быстрее. За спиной разочарованно завыли, а затем по тоннелю прокатился недовольный голос Еръа:
- Гъдъе жъе тъы? Къудъа съпъръатъалъсъа?
Максим уже по наитию понимал, что говорит бледный червь, и едва не расплакался, когда проклятый состав, наконец, кончился. Выскочив в свободный тоннель, он оглянулся и неосторожно осветил вагон. Весь зад был раскурочен, вагон словно вскрыли большим консервным ножом. Вой сотряс тоннель и, развернувшись, Максим помчался от проклятого состава.
Он бежал, бежал и бежал, спотыкаясь о шпалы, падая, вновь вставал и бежал. Сил уже не было, но страх гнал вперед.
- Йа нъайдъу тъебъя! Нъайдъу!!! Нъайдъу!!! Нъайдъу!!!
Когда за спиной послышался отвратительный звук ползущего Еръа, Максим лишился рассудка. Завидев какой-то лаз в стене тоннеля, он, не раздумывая, нырнул в эту дыру, как крыса. Оказавшись в тесной кишке лаза, он заработал локтями, полез вперед, стараясь как можно быстрее влезть в дыру полностью. Ему показалось, что он застрял, потому что руки буксовали во влажном песке. Позади раздался какой-то звук, будто что-то треснуло, и Максим ощутил, что может двигаться, и втянул свое тело внутрь.

Он рвал одежду об острые камни, калечил руки, но боли он больше не чувствовал, как не чувствовал ничего, кроме жажды жизни. Он полз и полз вперед.
Впереди наконец замаячил свет, и Максим засмеялся. Он стал работать локтями еще быстрее и распорол руку о какой-то кусок арматуры. Боль придала ему сил, и он на последнем издыхании, вынырнул из дыры в стене. Сделав большой глоток воздуха, он беспомощно повалился на землю. Но снова дернулся и вытащил себя наполовину из лаза. Протянув руку, в которой он сжимал чудом уцелевший смартфон, Максим обвел лучом света помещение. Это была воздушная шахта, и там, над головой он увидел решетчатый купол, за которым поблескивало редкими звездами московское небо.
Воздух гудел и струился по шахте, уходя в разные сторону, но Максиму отчего-то становилось все труднее дышать.
Луч света выхватил ступеньки лестницы, убегающие вверх. Максим засмеялся и, упершись на дрожащие руки, выполз из лаза, оставляя позади себя кровавый след... куртка набрякшими от крови лохмотьями волочилась за его искалеченным, лишенным ног телом. Еръ догнал Максима у самого лаза и успел сомкнуть свои челюсти на его бедрах. Безумие притупило боль и дало сил быстро теряющему кровь Максиму двигаться вперед.
Айфон упал на песок, фонарик уже горел слабо, батарея садилась.
Улыбаясь от счастья, Максим протянул вперед руку, и его дрожащие холодные пальцы коснулись влажного металла нижней ступеньки.
Ему захотелось увидеть звезды, и Максим перевернул себя на спину.
Где-то бесновался червь, но Максим уже был в безопасности. Сейчас он немного отдохнет и поднимется по ступенькам, вылезет из этого проклятого метро, доберется до съемной квартиры, соберет вещи и первым же самолетом вернется в Пермь к маме.
Да, так он и сделает, вот только немного отдохнет.

Эпилог:
В эту минуту Дима ненавидел Светку! Вот ведь черт дернул его связаться с интеллигенцией. Ее, видите ли, нужно до дома проводить! А то, что этот дом на другом конце Скайрима?!..
Он шлепнулся на жесткое сидение допотопного вагона и вытащил смартфон. HTC долго подгружал Рио, но спешить Диме было некуда. Остановок десять ехать из этих ебеней.
Спустя несколько минут он добрался до злосчастного белого попугая.
- А вот и босс,- усмехнулся Димон.
- Свали на него что-нибудь,- посоветовал ему сосед.
- А, и так запинаю!- отмахнулся Дима и замер, выпучив глаза. Он готов был поклясться на тридцати шести уроках Вивека, что в вагоне он был один.
Обернувшись, Дима увидел, что рядом с ним сидит прикольный парнишка в дорогих шмотках и с айфоном в руке.
"Педик с гейфоном"- констатировал эйплненавистник Дима, но парень ему определенно понравился.
- Ты откуда тут? Успел вскочить? Я тебя не видел.
Парень улыбнулся:
- Да нет, мне, видишь ли, трудно вскакивать в вагоны,- и, весело смеясь, хлопнул себя по бедрам.
Дима глянул вниз и похолодел от ужаса. У парня с айфоном кто-то или что-то оттяпало ноги почти под корень, причем недавно, потому что культи были не зашиты и все еще кровоточили.

@темы: Рассказ

---

[Bovatingmo]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Рассказ на букву Ф. Флоренс

[Аллорет НКеллен]

Почти угас огонь в камине, а за окном по-прежнему и не думало проясняться. Ветер швырял хлопья снега, кружа поземкой, ворвавшись в открытую дверь следом за сыном хозяина трактира.
- Ад замерзнет в такую бурю, - проворчал парень, швырнув заледенелые, припорошенные снегом дрова к камину.
- Ладно, ночлег здесь не хуже, чем в любом другом месте, - заметил пожилой путник в клетчатом пальто. –Предлагаю провести время за приятной беседой.
- Почему бы нет? - поддержал его худощавый джентльмен с пышными баками и моноклем в глазу. –Всё лучше, чем искать тропинку в такой буран. Успеете в город, миссис Кромптон.
Стройная женщина в небогатом, но опрятном платье горестно вздохнула и посмотрела на второй ярус, где располагались комнаты для путников.
- Что ж, и я не против – сказала она, - будить Сэндалл и Джоуи и тащить их куда бы то ни было- чистое безумие. Надеюсь, Роджер поймет и простит нам эту задержку.
- Поймет, если только он не полный болван, - буркнул рослый плотный фермер, сидевший за столом с кружкой недопитого пива. –Нам ведь не нужна вторая Мери Сольерс и её младенец. Хотя оно в конце и к лучшему обернулось, но все-таки история-то не к ночи.
- Какая Мери Сольерс?- заинтересованно подняла голову миссис Кромптон.
- Эй, Дик, подал бы ты ещё пива, а леди вина из твоей заветной бутылочки, - подмигнул фермер. – Замерзли небось, а, мистресс?
Он опрокинул остатки пива и протянул кружку трактирщику. Тот споро наполнил её и налил пива остальным мужчинам, и поставил небольшой стакан с вином перед единственной дамой в компании.
- Ну что, Уилл, ты, что ли, рассказывай, раз уж начал, - поддел сын трактирщика, с блаженным вздохом вытягивая длинные ноги и откидываясь на спину старого кресла-качалки.
- Мери Сольерс была юродивой, - начал Уилл, отпив немного пива и обхватив кружку своими лапищами. – Тронулась умом, бедняжка, когда в такой вот буран потеряла единственную свою дочурку Флоренс. С тех пор бродила она, словно неприкаянная душа, по горам, лесам да пустошам вересковым, иногда заходя в поселки. Она была безвредной, иной раз возьмет, да и поможет по хозяйству, и детишек завсегда приласкает, добрым словом приветит. Но бывало, найдет на неё, и бродит, бедная, и зовет свою доченьку. Её не обижали, кормили, позволяли спать иногда под кровом.
Много времени прошло, на какое-то время исчезла Мери, уж думали, померла она. А в то время был я совсем щенком, едва колун мог поднять. И по соседству стряслась поганая и грязная история, уж прошу прощения у леди. Был хозяином на ферме Сорсвич ныне покойный уже Дервент Брантон. До слабого пола был он слишком уж охоч. А на ту пору служила у его жены молоденькая работница, Бесси, девка видная и гладкая. Не бывает дыма без огня, то ли посулил он ей что-то, то ли ещё как, да только пошли слухи о них, когда кто-то увидел работавшую в поле Бесси с брюхом. Брантон нраву был блудливого да подлого, девку свести свел, а жениться куда ж ему при живой-то жене. Во всеуслышанье заявил, что ребенок её не от него, да и прогнал беднягу с фермы. А Бесси пора пришла, не смогла она до города дойти, родила на поле вересковом, что в пяти милях к северу, дитя бросила, а сама ушла, куда глаза глядят. С тех пор её не видели в тех краях, и что сталось с ней, никто не знает. А дитя мертвое по весне только и нашли, зверьем обглоданные детские косточки. Да только священник хоронить отказался, дескать, некрещеное дитя было. Закопали косточки в землю и ушли. Да только с той поры как кто пойдет через то поле, мертвым его находили, удавленным. А кто осмеливался приблизиться, слышал детский плач. Долго это длилось. Мы, мальчишки, шибко боялись туда ходить после того, как Томми Кэндлесс решил удаль свою показать. Нашли его удавленным и с костями поломанными на краю поля, как и остальных.
С тех пор туда никто не ходил, да и приезжих остерегали. А плач частенько оттуда слышался.
- И что ж, никто так и не похоронил дитя по христианскому обычаю? Ведь если бы сделали так, быть может, призрак упокоился бы, - тихо произнесла миссис Кромптон, плотнее запахивая на себе одеяло. Глаза её странно сверкнули.
- Я не верю в призраков, - фыркнул джентльмен с баками. –Вполне возможно, сими байками прикрывался беглый преступник, оберегая свое место укрытия. В это поверить несравнимо легче, чем в мертвое дитя, мстящее за свою смерть.
- Вы дальше слушайте, - подал голос старый трактирщик, подбросив в огонь пару поленьев. –Оно, может, и преступник мог бы быть, да только тут все было не ладно. Продолжай, Уилл, видишь, миссис Кромптон дрожит уж вся.
- Всё в порядке, - запротестовала дама. – И правда, весьма интересная история, хотя и не для всяких ушей. Продолжайте, Уилл, прошу вас.
- Так вот, - Уилл опрокинул остаток пива в глотку и вздохнул, - была весна тогда, шестнадцатая весна в моей жизни. Запомнилась та весна многим, потому что вернулась Мери Сольерс. Одетая в лохмотья, с растрепанными волосами, она плелась по улицам, непрестанно зовя свою дочку. Я слышал, и слышали другие ребята, как она причитала: «Флоренс, доченька, отзовись! Флоренс!»
Она прошла через поселок, причитая и плача, и двинулась к проклятому полю. Но люди были слишком напуганы, чтобы следовать за ней. Только у меня и моей сестры Джун хватило храбрости пойти за беднягой. Мы колебались, очень уж страшно было, но потом решились все же и побежали за Мери. И мы почти настигли её, но остановились, оказавшись на краю проклятого поля. И тогда мы увидели то, чего я не забуду до конца своей жизни. И Джун никогда не забывала, упокой Господи её душу, она была доброй и хорошей сестрой.
Уилл вздохнул, отерев лицо огромными ладонями.
- Так оно и вышло, что не успели мы, и Мери уже шла по полю. А потом мы увидели детскую фигурку, идущую ей навстречу. Мы видели маленькую девчушку, совсем голенькую, укрытую лишь длинными стеблями вереска. И она стояла и смотрела на Мери. А Мери увидела её и с радостным криком побежала к ней. До нас донесся её крик, такой радостный и счастливый. «Флоренс! Флоренс!»- кричала она, протягивая руки. А девчушка вдруг всхлипнула и протянула к ней ручонки, и Мери подхватила её на руки и заплакала. И мы с Джун видели только маленькие детские ручки, гладившие её растрепанные волосы. Мери целовала малышку, а мы застыли от ужаса, понимая, что сейчас должно произойти. Но все случилось не так, как мы ждали. Вместо плача послышался радостный смех малютки и её голосок, сказавший: «Мама!» И в следующий миг Мери и призрак исчезли. И я не знаю, и никто не знает, куда подевались они. Унес ли её призрак в Преисподнюю, или наоборот, доброта Мери помогла ему вознестись. Так или иначе, но призрак не появлялся больше.
В зале повисло молчание, прерываемое лишь воем ветра за стенами и потрескиванием дров в камине. Пораженные рассказом, люди молчали довольно долго.
- Всё это вполне согласуется с легендами, - наконец сказал джентльмен в клетчатом пальто. – Во всяком случае, я слышал ещё от своей старой няни, что если неупокоенной детской душе дать имя, она получит покой и жизнь вечную. Кто знает, может, так оно и случилось. Флоренс, - задумчиво произнес он. –Получается, что позвав призрака, Мери тем самым невольно дала ему имя.
- В любом случае, каждая из них, и дитя, и Мери, обе обрели то, что искали. Мери- потерянную дочь, а призрак малышки- покой, - тихо сказал джентльмен с бакенбардами. –Неважно, где, но теперь они вместе.
- Флоренс!- послышался сонный детский голос со второго яруса. Подобрав полы длинного платья и края шерстяного одеяла, маленькая Сэндалл стала спускаться по лестнице. Миссис Кромптон поспешила к ней. Мужчины пораженно молчали.
- Что такое, детка? Что случилось?
- Кошмар приснился, - Сэндалл обхватила женщину за шею, прижавшись к ней. Словно пушинку, миссис Комптон подняла её на руки и стала подниматься по лестнице. Уже ступив на дощатый пол, она повернула голову, и глаза её полыхнули нестерпимо синим.
- Много кого зовут Флоренс, - улыбнулась она. –Красивое имя.
И исчезла за дверью комнаты.

@темы: Рассказ

---

На букву И. Из тьмы...

[Аллорет НКеллен]

Дорога вилась, словно пряди сальных волос в прическе шлюхи. Ноги отказывались подчиняться, но каким-то образом Бойд одолевал виток за витком её, стараясь не упустить мелькающий впереди серый волчий хвост. Он шел, словно завороженный, то, что вначале было попыткой удрать от чертовых клятых бобби и настигнуть убийцу, теперь превратилось в самое странное путешествие в его жизни. Приехав в Лондон подростком с далекой фермы, Бойд никогда не покидал его больше, жизнь протекала в пределах трущоб. Его нельзя было назвать ангелом, скорее наоборот, однако был у него свой странный кодекс чести. Отчасти именно это гнало его сейчас следом за серым проводником.

Волчий хвост мелькнул, исчезая за поворотом. Бойд споткнулся, рухнув коленом на острые камни. От его брюк на коленях уже мало что осталось, как, собственно, и от самих коленей, но он не обращал внимания на такие мелочи.
Однажды, примерно год тому назад, он сцепился с шайкой Брайса, пожелавшей получить во владение и его кварталы. Разумеется, он и его парни вломили от всей души поганцам, но тогда они потеряли Коула и Смитти, а он получил перо под ребра и рухнул перед какой-то девицей, видимо, ждавшей клиента. Последнее, что он помнил, была пара больших темных глаз и что-то в них, чего он давно уже не видел в глазах людей.
-Тише, дружочек, тише, - сказала она, когда он очухался и обнаружил себя лежащим на постели в крошечной комнатке с истертой и выцветшей обивкой. –Вот, глотни-ка, лучше любого зелья.
Он выпил стакан неплохого пойла и спросил, кто она и какого дьявола носится с ним.
-Так ты прямо мне под юбки свалился, - она пожала плечами. –Обо мне можно много чего сказать худого, но я никогда не оставлю человека в беде. Ох и славно тебя расписали, дружочек, - хохотнула она, а Бойд полез рукой под одеяло, ощупывая раненые ребра. Пальцы натолкнулись на матерчатую повязку.
-Ты меня перевязала?
-Нет, что ты, - она ухмыльнулась, - я ж надорвусь, такого бугая ворочать. Доктор Хиндли, добрая душа, иногда помогает мне, а я в долгу не остаюсь. Вот и сейчас помог, раны твои промыл и перевязал.
Она положила маленькую жесткую ладошку на его лоб.
-И жара уже нет вроде, ну да ты отлеживайся пока. А мне на рынок надо.
И он отлеживался несколько дней, отдыхая, приходя в себя. Мери ничего не требовала от него, делилась едой и присматривала. Несколько раз ему правда приходилось перебираться в крохотный закуток за отодвигающейся панелью, где была поставлена жесткая тахта. Мери приводила клиентов, и наличие у неё комнатки и постели давало ей преимущество в виде двух лишних пенсов.
Они спали рядышком когда приходила ночь, Мери сопела ему в подмышку, свернувшись калачиком. В ней было что-то, что трогало Бойдово очерствелое сердце, какая-то теплота, временами детская доверчивость, настолько странная у шлюхи, что он просто диву давался.
-Ты заходи, дружочек, - улыбнулась она, когда Бойд собрался свалить в родные дебри. – Глянулся ты мне.
Он хмыкнул, легонько щелкнув её по длинному носу. А уже отойдя от её дома, обнаружил в заштопанном кармане несколько пенни.

Волчий хвост призывно замаячил из-за угла. Бойд, собрав остатки сил, заковылял, держась за скальные выступы. Он ждал новых троп, но вместо этого оказался вдруг в странном месте, похожем на Уайтчепел. Но то был не Уайтчепел, он понял это сразу, заметив, что рядом со многими домами и лавками висят фонарики и украшения. Да и выглядели улицы не в пример чище и опрятнее, чем там, где он родился и вырос.
Волк сидел возле фонарного столба, глядя на человека янтарными глазами. Бойд подошел и присел на корточки, положив руку на пушистую серую шею. Волк тихонько заскулил и лизнул его в нос.
-Ну же, ты знаешь, куда пошел этот ублюдок, - Бойд говорил со зверем, как с человеком. –Я должен найти его. Давай, парень, веди меня.
Волк чуть наклонил голову, потом принялся облизывать Бойдовы разбитые колени. Налетевший ветер донес женский голос, так похожий на голос Мери. Странная, жуткая песня, от которой у Бойда полился по спине холодный пот, навсегда отпечаталась в его памяти. Бойд знал, что никогда не забудет ни единого слова.

Не спи, не откликайся на зов,
Не иди вслед за волком седым
Среди гор, по узкой, как волос тропе,
Молясь, чтоб она была чуть шире.
Там, далеко, в мире темных снов
Черное солнце встает
Над изломанным миром,
Где правит уже не любовь…

-Веди, - сказал Бойд, поднявшись и положив руку на загривок волка.

Иногда они с Мери встречались, она всегда была ему рада, особенно когда он выручил её, заплатив должок за её комнату - «это в долг, Мичи, верну через недельку». И ведь вернула, вернее, попыталась. Бойд предпочел взять лаской, на что Мери фыркнула.
-Ну ты даешь, дружочек, когда это я с тебя брала деньги за ласку?
Но денег он так и не взял, зато провел хороший день, барином вылеживаясь в комнатке Мери, на её постели. Сама Мери была этому только рада.
-Хорошо мне с тобой, Мичи, - говорила она, сладко потягиваясь в его объятиях, и жмурилась, точно проснувшийся котенок.
То была их последняя ночь вместе. Он пришел следующим вечером, принес Мери гостинец - сладкие булочки. Но так и замер, выронив из рук узелок. В воздухе стоял горячий смрад крови, дерьма. Он успел увидеть выбирающегося из окна человека. Увы, для него самого окно было слишком узким, пришлось бежать в обход. Перед глазами стоял изуродованный до неузнаваемости распотрошенный труп той, что когда-то была Мери Келли.
А потом он увидел волка. Вначале решил было, что это собака, но потом зверь обернулся, словно зовя его за собой. Вдали слышались свистки бобби, и Бойд предпочел пойти за волчарой, который явно вел его. На миг Бойду показалось, что за углом мелькнула мужская фигура. Не раздумывая, он поспешил за ней. Волк бежал впереди, потом завернул за угол и исчез.
А потом как-то получилось, что Бойд был уже вне города, на тропинке, а внизу зияла пропасть. И он бежал, не думая о том, что это невозможно, а лишь о том, что впереди, преследуемый волком, бежит ублюдок, убивший Мери.

Волк остановился возле небольшого каменного дома. Положил лапу на черную дверь, поднял голову к небу и тонко завыл.
-Спасибо, малыш, - Бойд устало улыбнулся, погладив зверя по тяжелой голове.
Удара ноги хватило, чтобы вышибить дверь. И он сразу понял, что пришел верно, что не обманул серый зверь. В углу, склонившись над рукомойником, убийца смывал с себя засохшую кровь, а на полке рядом лежал открытый и вымытый нож, какими пользуются докторишки. Бойд скрипнул зубами, чувствуя, как ледяной гнев и далекая гулкая боль застят глаза. Он очнулся лишь спустя время, среди ошметков плоти и в луже крови. А рядом конвульсивно подергивались останки убийцы. Кое-как поднявшись, чувствуя неимоверную усталость, Бойд умылся и содрал с себя окровавленную рубашку. Что-то толкнуло его в бедро. Повернувшись, он увидел волка, стоявшего рядом.
-Ну что, братец, пошли отсюда, - человек улыбнулся, а потом радостно и по-сумасшедшему страшно рассмеялся. Волк снова ткнулся носом ему в бедро, затем развернулся и потрусил к двери, брезгливо отряхивая с лап кровь.
Вдвоем Бойд и волк вышли в наползающий на темные улицы туман. Ночной патруль снова был единым целым. И Волк вел по закоулкам миров нового Охранника. Тело же старого, спятившего среди черных путей, медленно стыло в пустой комнате.

@темы: Рассказ

---

[Bovatingmo]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Смауг]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Смауг]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Roldo]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Мелифасент]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Я

[Рёсхен.]

Автор -  blueberrysol. Я выкладываю её рассказ вместо неё в связи с некоторыми техническими трудностями.

Я

Оконные проемы дома, расположенного на крестовине улиц, слезились выбитыми стеклами, щерились вырванными из досок гвоздями – раньше глазницы пристроившейся на пустыре храмины закрывали массивные ставни.
Внутри строения множество перегородок, причем большинство представляют собой клеенчатые занавеси, разделяющие комнаты неверными, колеблющимися линиями. Многие стены тканевые, и через прорези, сделанные в них, можно разглядеть соседнюю комнату с подобающим случаю бесстыдством. Зачастую подглядывать не приходится – обитатели храмины громкие, и эмоции – вздохи и всхлипы, возгласы и стоны – слышны соседям. Пустырь умеет хранить тайны, поглощает звуки и запахи, порожденные храминой. Иногда он проглатывает людей – Поля Кауарда, пропитанного запахом благовоний и собственного полуразложившегося тела, Сильвию Вульф, спеленатую собственным плащом, увядшего, покрытого россыпями волдырей Нила Бротигана. После смерти комнаты оживали, пришедшие проститься курсировали между торжественных занавесов, переходили из комнаты в комнату, направляемые экскурсоводами, едва волочившими ноги.
Кристофер Йейтс совершал вылазки в город, неизменно приносил дурные вести и, словно ребенок, радовался упавшим самолетам и потонувшим пароходам. Вполне возможно, что “молодые джентльмены” и “юные леди”, стрелявшие у прохожих десятицентовые монетки, никогда не смеялись над катастрофами, но о смерти знали намного больше всех стариков, взятых вместе. Себя Кристофер считал стариком, продуктом прошлого века – отсюда и брались странные словечки и устаревшие метафоры, – литературным критиком и обладателем безупречного вкуса. Стена его комнаты была бархатной, а прожженную сигаретой дыру прикрывало изображение Жанны Эбютерн.
Помимо Кристофера, надушенного и выглаженного, в храмине обитали Артур Форстер и Эрих Реве, прятавшиеся в сообщающихся комнатах, наполовину затопленных строительным мусором. Каждому встречному – на небольших улочках, где собирались попрошайки, или на проседающем полу общего дома – Артур и Эрих рассказывали, что опасаются лишь одного предмета, и название этого предмета начинается на букву “я”.
- Точно говорю, не пройдет часа…
- …с тех пор, когда появится он…
- Наша жизнь пойдет прахом…
- Обратится в…
- Право слово, целый день играете в шарады, а нормальную рифму подбирать не научились, - Шарлотта Диккенс портила момент настолько умело, что сердиться было неуместно.
Шарлотта умела играть на фортепиано. Во всяком случае, всячески поддерживала подобные слухи и пользовалась репутацией. Ей не составляло труда обыграть Эриха и Артура в шарады, и им неохотно приходилось признавать поражения. Целыми днями они складывали слова, недоверчиво косясь на “я”. Буква была неумолимой.
Городские голоса доносились до пустыря шумом морских волн, и Шарлотте чудилось, что прогнившие и позеленевшие доски храминного пола превращаются в корабельные – стылые и соленые от морской воды.
Оттуда, из города приходили коммивояжеры – люди в фиолетовых куртках, с продранными в нескольких местах штанами, десятками товаров или услуг. Они торговали запонками, маникюрными наборами, музыкальными дисками. Коммивояжеры утверждали, что собрать эти вещи стоило большого труда, что они стоят целого состояния и приносят удачу. Внутри своих чемоданчиков они блюли священную чистоту, перекладывали вещи с места на место, смахивали пылинки,
Среди хлама Эрих обнаружил небольшой листок – пожелтевший, смятый, казавшийся похожим на высушенный экзотический фрукт.
“Это был я,” – было написано на нем.
Догадкам, кем именно был отправитель и в чем он повинен, кто был получателем, и почему цену записки составляла бутылка земляничного вина, обитатели храмины посвятили оставшийся день.
- Женщины и революция, они обязательно окажутся замешанными, я чувствую.
- А я чувствую, это шутка.
- Может, нас хотели разыграть?
- Именно нас? – Кристофер сомневался.
- Больше никого нет, - с уверенностью произнесла Шарлотта. Она, не выходившая в город на протяжении пяти лет, и действительно могла так думать. Иногда город, протянувшийся за пустырем, замолкал и прислушивался. И обитатели храмины замолкали, всматриваясь в изломанные камни домов.
Один из таких моментов подступил, только окружающее пространство не застыло. Напротив, оно заголосило – контур каждой вещи начал дробиться, зашуршало, заохало, почти ничего не было видно, но земля дрожало – Эрих и Артур держались на ногах, но Кристофер сполз на ерзающий пол, и Шарлотта последовала за ним.
Землетрясение было сильным, оно разрушало храмину – штукатурка белой перхотью осыпалась на пол, падали перегородки, проламывались поперечные балки – храмина плакала.
Испугавшись обвала, Эрих, Шарлотта и Артур выбежали из здания, словно оно могло обрушиться в любую минуту. Через минуту это случилось, еще через одну они поняли, что внутри остался Кристофер. Теперь было не до “это был я”, а между тем отправитель посчитал своим долгом предупредить предполагаемых жертв.
А они смотрели на рушившуюся храмину, их становилось меньше. Шарлотта заплакала – минуту назад несколько людей стояло и сидело возле полынных зарослей, полминуты назад эти люди исчезли. И она не могла предположить, что исчезла она.
Ни храмины, ни ее обитателей не существовало более.

Казалось, мои руки были исколоты – исколоты чернильной ручкой. Но самым страшным было другое. Это никуда не годилось. Оценивать прочитанное, проговаривать вслух каждое слово, старательно выстраивать сюжет – научиться этому не составляло труда, и я овладел искусством выстраивания сложных лексических конструкций. Назвать написанное по-другому язык не поворачивался. Не гениальный роман, не талантливый рассказ – перечисление любимых героев, прочитанных книг и авторов, повлиявших на меня куда больше, чем хотелось им.
Кристофер, Артур, Эрих, Шарлотта – имена никуда не годились, и мне пришлось несколько раз пробежать текст глазами, пока они все не исчезли, превращаясь в белесые пустоты, чуть шершавые из-за ластика. Так же я поступил с остальными; никогда не существовавшее перестало существовать. Я убил их всех.

@темы: Рассказ

---

[Полосатый_Пофигист]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Stigravian Shaderstill]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[[Creeping Death]]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Patologoanatom Crazy]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Анна Коша]

Я знаю, что здесь люди пишут в основном полностью выдуманные рассказы, поэтому не уверен, стоит ли писать что-то из жизни, пусть даже и завернутое в красивую оболочку художественного текста. Ладно, знаете, я все равно больше не могу держать это в себе, пусть хоть где-то, хоть в каком-то виде моя история увидит свет.

Паровоз серии "Ы"

Итак, начну с того, что живу в новосибирском Академгородке. Райское местечко, все при нем: и красивая природа, и развитая инфраструктура. Ну и, конечно, мой любимый музей железнодорожной техники, находящийся в десяти минутах езды от центра, нашей Верхней Зоны. Еще в детстве, впервые увидев старый папин сборник, посвященный железным дорогам, поездам и паровозам в частности, я буквально на них помешался. Прочитав его от корки до корки, начал дергать родителей, капризничая и чуть ли не каждые выходные умоляя сводить меня в тот музей. Там я мог часами бродить среди молчаливых и, как мне тогда казалось, огромных махин, от которых так и веяло загадкой тех путей и дорог, которые они преодолели. Мне представлялось, как они неслись и ночью, и днем через пустынные поля, пересекая реки, утягивая за собой стройную цепочку вагонов с пассажирами или грузом. Понятия не имею, почему, но лично мне и тогда, и сейчас все эти воображаемые картины кажутся не просто интересными или красивыми, а прямо-таки захватывающими. Но отец, к сожалению, мой восторг не разделял, поэтому со временем, став старше, я начал бегать туда сам, предпочитая свои одинокие походы прогулкам с ребятами во дворе. Примерно в то время у меня появился доступ в Интернет, что открыло кучу новых возможностей. Теперь я мог быстро найти историю любого из вагонов музея и не только; поэтому, в конце концов, я ушел в их изучение с головой, тем не менее, продолжая периодически навещать моих старых «друзей» в музее. Тогда-то я и познакомился с Денисом Валерьевичем.

Новый сторож был добродушным дядькой, с которым у меня постепенно сложилось некое подобие товарищеских отношений, развившихся на благодатной почве нашей общей любви к историям железных дорог и поездов. Ему всегда было что рассказать, а я являл собой пример образцового слушателя, поэтому мы замечательно проводили время вместе, часами сидя у него в сторожке и прихлебывая чай с конфетами, которые он иногда покупал специально для таких вот посиделок.

Чертовщина началась в августе 2010 года. Лето выдалось жарким, поэтому в музей я особо не ходил, предпочитая оставаться в своей прохладной квартирке, лишь изредка бегая с друзьями позагорать на местный пляж. Однако, увидев на сайте объявление о поступлении нового экспоната, я все же решил наведаться в гости к Денису Валерьевичу и, конечно, поглазеть на пополнение. Привезли, надо сказать, довольно редкий экземпляр — грузовой паровоз серии «Ы», выпущенный в двадцатых годах прошлого века специально для Армавир-Туапсинской железной дороги. В интернете о нем мне удалось найти не так уж много информации, поэтому непосредственно перед доскональным осмотром я решил заскочить к дяде Денису — обсудить красавца и, может, узнать что-нибудь новое.

Как я уже говорил, в музей я тем летом не выбирался, так что ожидал от старого товарища теплого дружеского приема и очень удивился, когда вместо этого получил лишь хмурый взгляд и угрюмое «заходи, жарко на улице». В недоумении усаживаясь за небольшой раскладной столик, я наблюдал, как сторож аккуратно достает чашки из шкафчика на стене, не говоря при этом ни слова. В другое время он уже обязательно рассказывал бы какую-нибудь очередную историю из жизни музея, который, надо признать, не так уж редко видел посетителей, но в тот раз он был странно молчалив и подавлен. Когда он тоже уселся за стол, я осторожно поинтересовался, в чем дело, на что получил только неопределенный взмах рукой, мол, «ничего важного, забудь». Так мы просидели несколько минут; я сосредоточено всматривался в чаинки, а Денис Валерьевич немного нервно барабанил по краю стола, периодически громко прихлебывая из своей кружки. Не знаю, почему он тогда так долго решался мне рассказать, может, чувствовал, что это что-то похуже обычной байки, или просто не хотел показаться напуганным и суеверным. Как бы там ни было, он все-таки это сделал, и я до сих пор не уверен, рад ли тому, что, возможно, знаю настоящую причину всего, что последовало после.

— Ты ведь на новенького посмотреть пришел? — он вдруг посмотрел на меня каким-то уставшим взглядом, от которого мне его, помню, даже жалко стало.
— Ну да, - я пожал плечами и продолжил, — очень уж интересно было, черт с ней, с жарой. Я думал, Вы тоже порадуетесь, в конце концов, давно уже ничего не появлялось.

Дядя Денис на это только усмехнулся, покрутив свои желтоватые прокуренные усы.

— Я, парень, радовался до тех пор, пока не узнал, что именно мне тут привезли. Наверняка ведь уже вычитал что-нибудь про этот паровоз? Ну, с тебя станется. Так вот послушай теперь, что я тебе скажу. Ты не подумай, я человек не такой уж молодой, мне в страшные россказни верить не пристало, да я и не верю; но есть одна история, с молодости мне еще неприятная, которую я от отца узнал. Ты же помнишь, он у меня машинистом проработал девять лет? Так вот работал он как раз на Армавир-Туапсинской, сюда-то мы много позже переехали. Я совсем малой был, когда тот случай приключился, и мне про него, конечно, далеко не сразу стало известно. Знаешь, лучше б я ничего про это и не знал, понятия не имею, зачем мне батя рассказал.

Дело было в пятьдесят пятом, незадолго до того, как всю серию «Ы» списали. Один из этих паровозов водил очень хороший друг моего отца, с которым они общались почти с самого начала его захода на службу. И как-то раз, то ли что-то празднуя, то ли еще по какому поводу, но они сильно напились, прямо до чертиков, ну, этот его друг и начал болтать лишнего. Рассказал, мол, что на самом деле возит контрабанду, и что как-то раз на станции они с помощником обходили вагоны перед выездом, чтобы не подцепить «зайцев», и наткнулись на мальчишку-беспризорника – таких после войны много было. Я так и не понял, что они там везли и каким образом этот несчастный пацан прознал, что в ящиках, но ясно одно: оставить его в живых они не решились. Слишком большой риск; тогда хоть и «оттепель» уже была, а Сталина пока еще никто не забыл. Куда девать мальчишку на станции? Ну, они его треснули по голове, дотащили до паровоза, да и бросили в топку. Тот, мол, живьем в ней и сгорел. Жуткие создания люди.

Денис Валерьевич вдруг замолчал, уставившись на пустую кружку. Я уже примерно начал понимать, к чему он мне все это рассказывает, поэтому сидел, почти не дыша, ожидая продолжения и размышляя над его последней фразой. Через некоторое время он вздохнул и продолжил:

— Отец говорил, что так быстро никогда не трезвел. Просто как будто по голове треснули, а сознание — оп! — и прояснилось. А тот все выкладывал один за другим свои грешки — видимо, совесть заела, что и не удивительно, потому что черт знает, как такое на душе нести. Меня до сих пор поражает, что у ребенка жизнь отобрать этот урод, чтоб тайну сохранить, не погнушался, а бате моему почему-то доверился. Через месяц после этого разговора его махинации раскрыли, а сам он пропал. Расстреляли, наверное, тогда этот метод еще не до конца отжил. И я, честно, так и не узнал, сам он где-то просчитался, или отец его сдал.

Тут дядя Денис снова замолчал, неожиданно резко встав и подойдя к маленькому холодильнику в углу комнаты. Из щели между холодильником и стеной он выудил небольшую бутылку, сделал глоток и поставил обратно.

— Тебе не предлагаю, парень, — снова усмехнулся он, усаживаясь на свое место, — скажу только, к чему история моя. Как мне отец рассказывал, тот паровоз стал прямо-таки притягивать к себе несчастья. То что-нибудь сломается, то машинисту в нем плохо станет – много, в общем, было неприятных случаев, из-за чего все его стали называть «бедовым». И я вот днем смотрел на наш новый экспонат и думал, что вряд ли это тот самый, так ведь просто не бывает. Но сердце не на месте, понимаешь, кошки на душе скребут, аж сил нет.

Я на это смог только молча кивнуть.

***

Выйдя из сторожки, я направился прямиком к предмету нашего разговора. Теперь меня подстегивал не просто интерес, а жгучее желание: со страхом и каким-то черным азартом я надеялся обнаружить в паровозе хоть какой-нибудь след давно минувших ужасных событий. Но, облазив его вдоль и поперек, я не нашел ничего, что хоть как-то выделяло его среди других; дверь будки, к моей досаде, была заперта. Повздыхав, но все же получив удовольствие от изучения колес, сухопарника, клапана, паровоздушного насоса и прочих частей этого потрясающего механизма, я все же собрался возвращаться домой. Отойдя на некоторое расстояние, я обернулся и еще раз внимательно посмотрел на паровоз. Он не выглядел ни капельки зловеще и, казалось, не мог таить в себе никаких темных тайн прошлого, поэтому, улыбнувшись, я снова развернулся и бодрым шагом пошел к воротам. Только ненадолго притормозил у сторожки, надеясь нормально попрощаться с дядей Денисом, но тот так и не вышел, поэтому я, напевая какую-то незамысловатую мелодию, двинулся в сторону остановки, сел в маршрутку и еще долго не возвращался туда снова.

В сентябре снова началась учеба. Увлечения увлечениями, но к своей успеваемости я относился серьезно, так что о походах в музей на время пришлось забыть. Единственный раз, когда я, чтобы справиться с осенней хандрой, решил погостить в старой, но вполне уютной сторожке, запомнился мне, наверное, навсегда. Весь день было солнечно, и только к вечеру подул промозглый ветер, подгоняя меня по пути от остановки до входных ворот, через которые я все равно не собирался проходить, надеясь провести пару часов в приятной компании Дениса Валерьевича и кружки чая. Каково же было мое удивление, когда вместо немного полноватого жизнерадостного мужчины я увидел бледную тень человека, которого когда-то хорошо знал. Весь исхудавший, вымотанный, с темными кругами под глазами, он выглядел сильно постаревшим и осунувшимся. Честно говоря, он даже не открыл мне дверь — только выглянул из окна, немного отодвинув кем-то еще давно повешенную на него занавеску грязновато-бежевого цвета. Помню, мне стало так не по себе, что, несколько минут потоптавшись у порога, я уехал домой. До сих пор не могу понять, правильно ли тогда поступил. Может, мне стоило остаться с ним, поговорить, выслушать, успокоить. Может, это что-то и изменило бы.

Впрочем, сейчас это не имеет никакого значения. Когда в следующий раз, уже весной, я все-таки решил выяснить, в чем дело, дядю Дениса на посту я не обнаружил. Вместо него дверь мне открыл довольно молодой, лет сорок на вид, мужчина, с раздражением заявивший, что предыдущий сторож помер еще зимой. Когда я спросил, как это случилось, он лишь неопределенно и немного нервно дернул плечами, пробормотав что-то про сердечный приступ и махнув в сторону входа в музей.

— Что? — я не совсем понял, к чему был последний жест.

— Да нашли его, говорю, вон там. Лежал в сугробе у одного из паровозов, весь окоченел уже, когда откопали. Черт знает, что он там забыл посреди ночи, — сторож вдруг как-то подозрительно на меня посмотрел, — а тебе-то что, пацан?

—Да я так, знал его довольно долго, — ошарашено промямлил я, на что тот окинул меня еще одним неприязненным взглядом и закрыл дверь прямо перед моим носом.

Впервые столкнувшись со смертью не чужого мне человека, я почувствовал себя абсолютно несчастным и брошенным. Как в трансе, я постарался незаметно пробраться на территорию музея, чтобы немного побродить среди вагонов, проветриться. Я почему-то знал, куда мне нужно идти, на что посмотреть. Медленно, но уверенно я преодолел несколько рядов пассажирских и грузовых локомотивов, пока, наконец, не остановился у паровоза серии «Ы» - того самого, который так не нравился моему несчастному другу. Как и несколько месяцев назад, я внимательно всматривался в очертания труб и клапанов, в окна будки, в номер I-3205 на тендере, пытаясь уловить что-то, чего не вижу я, но что наверняка смог увидеть дядя Денис. Сомнений в том, у какого именно паровоза его нашли, у меня не было. Так я простоял довольно долго, пока не замерз окончательно. Тогда, засунув руки в карманы, задумчиво пошел к выходу, но, почти уже свернув в другой ряд, я, как и когда-то давно, поддавшись внутреннему побуждению, обернулся. Из окна будки на меня смотрело лицо. Маленький мальчик, лет десяти от силы, бледный, худой, с таким тяжелым, непроницаемым взглядом, что мое сердце сначала будто полыхнуло огнем, чтобы тут же пропустить удар и закоченеть. Так быстро я, наверное, никогда не бегал.

Удивительно, спустя столько лет искренней любви к этому месту, я больше не хочу туда ходить. Не был там уже лет пять.
Сердце не на месте, понимаете, кошки на душе скребут, аж сил нет.

@темы: Рассказ

---

[Маргинал К.]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[джеки блэквуд]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Red Afghan]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Акихиро]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра